У моей второй бабушки частный дом. И жили у нее во дворе декоративные петушок и курочка, маленькие такие, как голуби. А звали их Донпедро и Изаура. Днем они спокойно гуляли по двору, хотя и царство у них было свое и дворец и заграждение у них было, и клетка с гнездом, но свободу за их пределами птичкам не ограничивали. Донпедро был покрупнее Изауры, настоящий такой ДОН, шикарный, точеный, перья красно-сине-зеленые, а хвост, так вообще всех цветов радуги. Но, не смотря всю эту красоту, этот ганДОН был ебанутым на всю его петушиную голову! Изаура же на его фоне была невзрачная, маленькая, рыженькая с черными пятнышками, но добрая, ручная, еще и крохотные яички несла, по одному-два в день. Ну, ни дать, ни взять, рабыня! А для Донпедра еще и сексуальная, потому как работала у него наложницей без подмены и перерывов на обед. А тот оказался настоящим сексуальным монстром.
-Ба, посмотри, что он творит!!! - хватая веник, чтоб побыстрее расправиться с монстром, закричала я, впервые наблюдая, как злой Донпедро догнал и напрыгнул на бедненькую Изауру.
-Не мешай им! У кур так положено. Он ее уму учит, чтоб яички несла, - ответила бабушка.
-Он, гад, еще и учит?! А почему сам яички не несет, если такой умный?
-Он не умеет, - ответила та.
-Вот! Сам не умеет, а учит!
Ну и, когда бабушка не видела, я много раз с помощью веника спасала Изауру от насилия. Да от насилия! Иначе почему она от него убегала, а потом кричала, когда он ее учил? И да, я лупила Донпедра веником! И этим в его лице нажила себе ужасного и непримиримого врага, который оказался очень хитрым, мстительным и драчливым.
Бывало, идешь вдоль дома такая, грушу грызешь, мыслями в облаках витаешь, а этот Пппедро за углом поджидает, притаптывается, примеряется. Только за угол поворачиваешь, а он как напрыгнет, как клюнет, сука, в ногу и, растопырив крылья, удирает со всех ног. Наберет разбег, разворачивается и опять летит в атаку! Но тут уж, хуй угадал, я быстро отпрыгивала от него через оградку в куст с розами, там еще и гладиолусы, и ромашки, и другие цветы росли, но у меня почему-то всегда получалось отпрыгнуть именно в розовые кусты. Отпрыгнешь, и, ойкая и айкая, как пульнешь в него грушей, или землей, он сразу тормозил и обиженно сваливал. А сам при этом думал: "Ладно-ладно, я тебя в другом месте подкараулю."
И вот идешь в туалет, который за всеми пристройками в самом дальнем углу двора находится, причем целенаправленно так идешь, и не просто идешь, а несешься, ибо загулялась, перетерпела, на всех парах влетаешь туда и как только струя отжурчала, слышишь под дверью знакомое "пуууук-пук-пук-пук-пук". Нет, это не я "пук-пук-пук", это Донпедро кагбэ говорит мне:
-Вот ты и попалась, моя птичка!!! Ты писай, писай, я подожду. Можешь и покакать заодно, я терпеливый, - поджидая под дверью, пуууук-пук-пук-пукал он!
А как только я пыталась выйти, стразу налетал клеваться. А может хотел и меня научить яйца нести, поэтому сначала ловил клювом, чтоб потом в жОстком захвате накинуться на меня всем своим петушиным телом и учить-учить-учить. Я уж и не знаю, почему, но меня это категорически не устраивало! А с собой не было ни груши, ни веника, и даже "гавно, чтоб схватить и замазать ему глаза"(с), уплыло! И бывало по два часа я там сидела, пока меня бабушка, отшвырнув ногой террориста, не освобождала из заложников. А там же из туалета не доорешься, соседи быстрее услышат, чем бабушка. Но после более раннего случая с индюками, мне перед соседями было стыдно! Но там хоть индюки на меня напали, ну не напали, а просто по-своему заругались и, тряся красными соплями, заклокотали на меня, потому что я зашла в их загон. Но я ТАК орала, что спасать меня сбежалось пол округи соседей с вилами и лопатами, а сосед дядя Петя с чердака мимо лестницы спрыгнул, потом перелетел через забор, пробежался прямо по спинам индюков и взял меня на руки, чем спас, от нападения бешеных птиц. И дядя Петя теперь мой герой на всю оставшуюся жизнь!
А тут, ну заору я из туалета, дядя Петя услышит и прибежит спасать, посмотрит, а тут даже не индюк, а какой-то недопетух, какая-то хрень на тонких ножках, которую даже хлопалкой от мух пришибить можно! Ворона и то страшнее, у нее хоть клюв большой. И эта хрень держит меня в заложниках?! И дядя Петя скажет: "Тьфу, на тебя, Тутка! И зачем я тебя когда-то спас? Чтоб теперь я из за каждой хуйни с чердака прыгал? Вот, сиди теперь, и нюхай гавно, чтоб людей по пустякам не отвлекала! Не буду я тебя спасать! "
Поэтому я и не орала, и не звала никого. А, как веник взять с собой забывала, то сидела и нюхала гавно, тихо дожидаясь, когда бабушка в туалет пойдет меня хватится, а хваталась нечасто, мало ли где меня носило, чтоб каждые пять минут искать.
Но и это еще не все! Ровно в пять утра этот... Донпедро начинал кукарекать под моей форточкой! Раз 50 подряд, а то и больше, как заведется, так и пилит, и пилит, и пилит, и пилит, аж до сипоты. И хрен заткнешь! Я через форточку чем только в него не пуляла, даже тапком, но он отпрыгивал, подрезанным крылом показывал мне "фак", за то что сбила его с ритма, прокашливался и продолжал "О, чтооо тебе снится, Матильда моя!" кукарекать. А голос такой противный, скрипучий, как старая дверь. Тоже мне, золотой голос отдельно взятого курятника.
-Я же на каникулах!!! Я же к бабушке отдыхать приехала! - кричала я ему через форточку. - И вообще я сова! И с петухами я не вожусь не встаю! Давно пора тебе это запомнить, Донпппедро!!!
Да где уж ему запомнить, моск-то куриный. Эх!
Я бы, чесслово, его задушила, но он же был особенный! Декоративный, навроде, дворового попугая. Хотя с попугаями у меня тоже отношения никогда не складывались. Но я сейчас не о попугаях *это долго! потом расскажу *, а о Донпедре, который не смотря на его скверный характер, на бабушкиной территории имел дипломатическую неприкосновенность.
И жил он очень долго, пока не помер своей смертью. А за пару лет до этого в одно печальное утро Изауры в клетке не обнаружилось. Бабушка сказала, наверное, соседские крысы утащили. Одно перышко от нее осталось.. А Донпедро остался жить один. Может на безрыбьи и заманил бы себе какую голубку, или воробьиху, но за ними полетать надо, хотя бы до крыши. Но у Донпедра были подрезаны крылья, чтоб через забор к соседям не перелетал, а то давно бы уже стал собачьим кормом. И так все старел, старел, осунулся, когти на лапах как крючки отросли, даже ходить было трудно, клюв, тоже вытянулся и искривился, и части клюва торчали крест-на-крест, нижняя вверх, верхняя вниз, и заходили друг за друга, и клевать получалось с трудом. Но, блять, все равно до последних дней Донпедро всех подряд выслеживал, налетал и, если промазывал клюнуть, то больно бил по проходящим ногам головой. А уж кукарекал он, уже больной, слепой, каждый день ровно в пять утра, по пиисят раз, а то и больше, до последнего дня своей жизни. Кстати, кукарекал он и днем в какое-то определенное время и тоже по долгу, но днем почему-то это не бесило, а наоборот веселило, даже считать пытались, комплименты отвешивали, и говорили: "Ну, устал же уже, хватит, отдохни ты, наконец!" Неа, не слушал! Он свою песню всегда допевал до конца, да и жизнь прожил тоже до естественного конца, избежав печальной участи миллионов своих собратьев - досрочного погребения в супе.
©Тутка Тамова

Теги: "впихнуть невпихуемое"